Муди всегда был против любых отношений среди своих подопечных, будь то дружба, любовь или просто привязанность к напарнику как к любимому соигроку в плюй-камни. И сейчас, валясь на койке в палате больницы святого Мунго, Алиса даже понимала, почему. Разумеется, она бы не изменила ничего в своей жизни, да и где гарантия, что не занимай ее мысли Фрэнк, она бы не пропустила парочку проклятий? К сожалению, она не занималась прорицаниями в Хогвартсе, а потому не могла знать, как сложилась бы ее жизнь иначе.
Она вспомнила реакцию Муди, когда он встретился их в коридорах отдела, держащихся за руки и смеющихся над чем-то. О, это был взрыв. И, разумеется, их стали отправлять в разные рейды. Она – вчерашняя стажерка, ей было необходимо шефство опытного аврора, как сказал сам Аластор. Конечно, девушка надеялась, что в самом ближайшем будущем это изменится, но сейчас лучше с ним было не спорить. Себе же дороже.
В общем-то, ничто не предвещало, как говорится. Алису и еще троих авроров отправили в один из переулочков на окраине Лондона проверить наводку о возможной встрече возможно Пожирателей. Как-то все туманно и маловероятно, а потому и отправили «молодняк» - в их четверке был только один опытный аврор – как раз тот, кому назначили Лонгботтом подопечной. Кто ж знал, что там и правда окажутся Пожиратели? Повезло, что все четверо живы остались. Старший отделался легким испугом, да сама Алиса оказалась здесь. А все потому, что подставилась, прикрывая зазевавшегося стажера. Причем тут был Фрэнк? В данной конкретной ситуации не причем, но последние дни девушка постоянно была немного рассеяна, пребывая в той стадии влюбленности, когда весь мир пестрит розовыми пони-единорогами, а все люди (даже Пожиратели) кажутся добрыми и милыми ребятами.
Какое именно заклятие срикошетило в девушку, колдомедики пока не знали, а сама она толком не могла им помочь. Знала только, что заклинания было два, видимо, они и смешались. Но потом она отключилась, а пришла в себя уже здесь. Последствием (помимо порезов и ушибов) было то, что Алиса ничего не могла удержать в руках – они тряслись как проклятые. Это и обычному человеку здорово бы помешало жить, а уж аврору и подавно. Какие-то крупные или нехрупкие предметы ей удавалось ухватить, но ненадолго, тонкая же волшебная палочка никак не хотела поддаваться непослушным рукам. Девушка упорно поджимала губы и продолжала разрабатывать руки, пока колдомедики, пошептавшись между собой, решили звать целителя О’Двайера. Лонгботтом среагировала на знакомую фамилию, от души надеясь, что это не тот самый целитель О’Двайер, с которым она имела честь познакомиться парой месяцев ранее на собственной свадьбе.
- Вот, дорогая, выпей это зелье. Оно поможет залечить порезы и ушибы, - пожилая целительница поставила перед ней кубок, но увидев подрагивающие кисти, вскинула руки, опомнившись, и сама поднесла его к губам пациентки. Зелье имело знакомый кисловатый вкус – наверное, в Хогвартсе не было ученика, кому хотя бы раз не приходилось его пить в обители школьной медсестры.
- Ко мне приходил кто-нибудь?
- Твой муж. Но его пока не впустили. Кажется, он был весьма раздражен этим фактом, - целительница поджала губы. Алиса в ответ улыбнулась и, поблагодарив женщину, вернулась к своим тренировкам. Та попыталась уложить больную, но Лонгботтом упрямо качнула головой, оставаясь в кровати в сидячем положении. У нее на коленях лежало несколько предметов: ложка, салфетка, книга, - которые она и пыталась попеременно хватать. С палочкой она пока не рисковала связываться, опасаясь выброса магии. Пожилая женщина, пробормотав что-то про своенравную молодежь, поправила подушку под спиной Алисы и ушла, пообещав пригласить целителя О’Двайера.

Довольно скоро Алиса была вынуждена смириться с мыслью, что других целителей в славном семействе О’Двайеров, похоже, не было. Слушая его «пиететы» в адрес подчиненных, она поджимала губы, не сводя взгляда с салфетки. Та уже порвана была в мелкое крошево – руки отказывались слушаться. Но новоиспеченная миссис Лонгботтом была не в меру упряма.
Ее новый родственник влетел в палату со скоростью хорошо пущенного бладжера. И, кажется, узнал ее не сразу. Ну, оно было и немудрено, все же на свадьбе он находился не в самом вменяемом состоянии. Сейчас, к счастью (или нет), он был трезв, собран и профессионален, хотя и также язвителен.
- Добрый день, целитель О’Двайер, - все же обиды обидами, а воспитание воспитанием. И даже если человек сделал многое, чтобы испортить твою собственную свадьбу, банальную вежливость никто не отменял. Тем более, если по стечению обстоятельств от этого человека зависели теперь если не жизнь, а здоровье как минимум.
Мужчина говорил и говорил, параллельно совершая кучу манипуляций, так что Алисе оставалось лишь помалкивать покорно и наблюдать. Впрочем, от нее ничего и не требовалось. Это другие целители – стажеры, возможно, - пытались получить от нее какие-то ответы. «Вы уверены, что не помните, какое заклятие в вас попало? Подумайте, миссис Лонгботтом, это важно. Вы наверняка вспомните, просто нужно постараться». О да, конечно, она же наверняка знала, чем в нее пальнули. Просто молчала, стеснялась, наверное.
О’Двайер – признаться, девушка не помнила его имени, - действовал очень быстро, так что момент, когда он протянул руку к ее голове, она, хоть это и стыдно для аврора, прошляпила. Вскрикнув от неожиданности, Алиса подняла было руку к волосам, но промазала из-за дрожи и угодила себе же пальцем в глаз. Зашипев больше от обиды, чем от боли, она опустила руки обратно на одеяло.
- А вы всегда так милы, да? – спросила она. «А не только, когда нажираетесь в хлам», - это она добавила уже мысленно. Затем в палате повисла тишина, когда целитель и его пациентка молча наблюдали за висевшим в воздухе и менявшим оттенки радужного спектра волосом. Что мужчина рассчитывал там увидеть, Лонгботтом не знала. Кое-что в целительстве она понимала, безусловно, - спасибо родству с Кэмпбеллами. Но все эти знания касались, в основном, оказанию первой помощи. Вытащить с поля боя раненого напарника и сохранить его сознание до Мунго она бы, скорее всего, смогла. Но вот диагностика – это действительно сложные чары. Так что какое-то время Алиса помалкивала уважительно.
- А ваши подчиненные диагностировали меня исключительно распросами о том, какие заклятия в меня попали. Я уж думала, у вас так принято, - не удержалась от колкости девушка, когда волос, в очередной раз изменившись на что-то сине-фиолетовое, на этом цвете, кажется, предпочел и остановиться. Затем она предпочла все же прикусить язык, вернувшись к деловому взаимодействию. В конце концов, ей было интересно, что с ней. И как скоро это пройдет. Больницы Алиса, как и многие люди, не любила. Да и какая больница, когда дома ждет любимый муж, с которым даже, как справедливо заметил О’Двайер, не получилось нормального медового месяца. Какой тут медовый месяц, когда они оба авроры, а в мире творится такое. Тут уж не до личных предпочтений. – Когда я смогу вернуться на работу? – спросила Лонгботтом, нарушая тишину в палате.

- Жаль, что вы не открыли его для себя перед нашей свадьбой, - с почти искренним огорчением произнесла Алиса. Будто бы они оба не эмоциональные ирландцы, а чопорные англичане, которые даже на испорченную свадьбу могут отреагировать в духе: «О, я рада, что вы во время вашего свадебного тоста высказались нецензурно всего лишь треть его, а торт перевернули уже после того, как я его попробовала. Ваше новое лекарство помогает? О, это просто великолепно!» Вообще повезло, что новоиспеченная Лонгботтом была влюблена как раз настолько, чтобы не обращать внимания на мелкие недочеты собственной свадьбы. Какая ирландская свадьба без драки и выяснения отношений между дальними родственниками, в конце концов!
Но О’Двайер ее особо не слушал, бормоча что-то про фиолетовый и Европу. Связь между этими двумя понятиями для девушки оставалась загадкой, но она предпочла промолчать, позволяя целителю выполнять свою работу. Остается надеяться, что в этом он проявит себя лучше, чем в поздравлениях брата с заключением брака.
Целители развернули бурную деятельность. Притащили откуда-то полотнище, убрали одеяло с Алисы, положили ее на кровать, начали переговариваться, бормотать заклинания, водить палочками над ее телом. Их начальник отошел в сторону, чтобы не мешать, и уселся в уголке. Что он там делал, девушка не видела за спинами стажеров, зато слышала его язвительные комментарии. Оказывается, это не она виной его чудесному поведению на свадьбе, а его собственный ангельский характер. Интересно, как люди вообще с ним уживаются? Один из стажеров (должно быть, поопытнее, просто не обращал внимания на его слова), а девица постоянно поджимала губы и, казалось, вот-вот расплачется. Еще один пытался вставить какие-то слова оправдания, но это вызывало лишь новый поток ехидства.
Потом О’Двайер отстал от своих подопечных (должно быть, те все делали правильно) и соизволил ответить на ее вопрос. Выслушав его, Лонгботтом поджала губы, как и стажерка, вот только реветь она точно не собиралась.
- Чем я вам так не угодила? Что за необоснованная ненависть? Думаете, что вы умнее всех? Или же просто в вашем мозгу не способна уместиться информация, что кто-то другой может любить и быть любимым? И быть счастливым? Вы предпочитаете, чтобы все оставались такими же глубоко несчастными, как вы, а чтобы никто не заподозрил вас в непозволительной слабости, сочитесь ядом на всех вокруг, вызывая к себе ненависть, потому что это единственное чувство, которые другие вообще к вам испытывают? – разгоряченная девушка не замечала, как ее голос стал звучать громче. Она даже села в кровати, но растерянные стажеры не помешали ей, явно предпочитая оказаться сейчас где-то в другом месте – должно быть, предвкушали ответ своего начальника. Девица даже вжала голову в плечи, словно пытаясь так сделаться меньше, а на ее щеке, кажется, блеснула таки слеза, но в данный момент Лонгботтом это не волновало. – Вы думаете, что я недостойна вашего брата? Думаете, что со мной он будет несчастлив? Или, быть может, как раз наоборот? Боитесь, что он станет слишком счастлив? – она фыркнула. Признаться, говорила вообще все, что шло в голову. О причине такого поведения О’Двайера она не знала, могла лишь догадываться. Осторожные расспросы Фрэнка ни к чему не привели – он явно не хотел распространяться о подробностях жизни своего родственника перед молодой женой. Ну, она и не настаивала. А потому сейчас била пальцем в полоток, логично рассуждая, что когда человек ведет себя как дерьмо, то просто таким образом скрывает от других то, что глубоко несчастен. Кажется, она слышала что-то про его развод. Это ли стало причиной, или жена сбежала от чересчур гадливого характера мистера О’Двайера? – Но я люблю его. А он любит меня.
Алиса раскраснелась от своей чересчур эмоциональной речи и стала дышать чаще. Замолчала, попытавшись успокоиться, но ничего не вышло. Кажется, будто кислорода в палате стало меньше. Нахмурившись, она рванула больничную робу на груди, будто пытаясь дать себе больше воздуха, но рука лишь соскользнула с ткани. Девушка испуганно посмотрела на своего целителя и беспомощно раскрыла рот.